Цитата(nik4t @ 28.8.2018, 17:32)

В средней она давно в Красной Книге России.
Хотя у браканьеров хоть сейчас на Оке купить можно.
А так - да, осетровые.
Ни одной кости... одни хрящи...
Может потому так и делали.
А вот что про осетровых писал Виктор Астафьев в книге Царь-рыба.
Цитата
Бросить самолов в воду, закрепить -- полдела. Главное -- угадать им в уловистое место, где рыба собирается стаями, нащупать вслепую каргу и струю, чтобы все время мотались, играли пробки, привлекая "побаловаться" с ними, или, сбитую с карги, катило бы рыбину струей прямиком на занозистые крючки. Сколько рыбы накалывается, рвет себя, уходит в муках умирать или мыкать инвалидный век -- никто не ведает. Рыбаки как-то проговорились -- верная половина. Но и та рыба, которая уцепилась, сильно испоротая, замученная водой, скоро отдает Богу душу.
Уснувшая же на крючке рыбина, особенно стерлядь и осетр, непригодна в еду -- какая-то белая личинка заводится и размножается в жирном теле красной рыбы, полагают, что окисление жира происходит от смазанных олифой крючков.
Уснувшую на удах рыбу прежде увозили на берег, закапывали, но раз ловля стала нечистой, рваческой, скорее дохлятину за борт, чтоб рыбнадзор не застукал. Плывет рыба, болтается на волнах, кружится в улове, приметно белея брюхом. Хорошо, если чайки, крысы или вороны успеют слопать ее.
Проходимцы, пьяницы и просто тупые мародеры продают снулую рыбу. Загляни, покупатель, в жабры рыбине и, коли жабры угольно-черны иль с ядовито-синим отливом -- дай рыбиной по харе продавцу и скажи: "Сам ешь, сволочь!"
На Акимовом самолове из тридцати двух стерлядей живых девять. С горьким вздохом сожаления Аким отбросил дохлых рыб в нос лодки. Мне так хотелось описать рыбу, бьющуюся на крючке, слепо бунтующую, борющуюся за себя, воспеть азарт лова, вековечную радость добытчика. Нечего было воспевать, угнетало чувство вины, как будто при мне истязали младенца иль отымали в платочек завязанные копейки у старушки. Я попросил Акима отвезти меня на берег -- чай буду варить, за цветами схожу, луку нарву. Не прекословя, Аким завел мотор, послушно высадил меня на берег.
-- Говорил я те, говорил?! Разостроишься только, -- тихо сказал он и уплыл досматривать второй конец.
На беду, попался осетришка килограммов на двенадцать, запоролся удами -- долго не выплывали на самоловы -- похороны, поминки, меня остерегался ловец, после загулял. Когда Аким тащил рыбину через плечо, вдруг с треском оторвался клапан жабры -- осетрина, скомканный, прелый, упал на камни, полезли из него пузырем кишки.
-- Медведь сожрет, может?
-- Нет, не станет, -- потупился Аким. -- Даже он, скотина, привычная ко всякой дохлятине, загнется. Такая, пана, отрава в этой рыбе. Тарзан... Помнишь, на Опарихе который остался, дурак-то? -- приплыл за им. Воет. Оголодал. Налим на уду впоролся. Я и дай Тарзану, -- Аким вымыл руки с песком, и мы неторопливо пили чай. -- Там вон Тарзан закопан, -- после долгого молчания мотнул он головой на заросли тальников в устье Опарихи.
То же самое нам говорили, когда в устье Оби путешествовали. Ханты подплывали к судну, рыбу мешками предлагали. Деннг не надо - водку давай. А у наших мужиков водка уже вся выкушана была. Даром мешок взяли, сырую и я тогда поела. Но без водки не интересно, не тот скус. А вот уха - отменная.
Но такая пища для существ вида "нудак обыкновенный" (nudakus vulgaris) не подходит. Заразиться можно.
Вот она рыбка, на фото. Это не я, это Славка, наш ВК-шник. А рядом ящик с пустыми бутылками.